Кракатук
Театр-цирк (Санкт-Петербург).
По словам генерального продюсера проекта, Олега Чеснокова, можно назвать даже дату, когда родилась идея «Кракатука». Тогда это еще не был замысел сегодняшнего «театра-цирка» по Гофману, а только разговор о том, что хорошо бы создать новый синтетический жанр. Так вот, идею эту 19 декабря 1998 года высказал в беседе с Чесноковым министр культуры Монако. «Он говорил, что вот, мол, у вас балет замечательный, и театр хороший, и цирк тоже ничего, почему бы вам не придумать зрелище, понятное во всем мире, которое было бы неким микстом… Сам он и не понимал, что это уже была идея жанра. Да и мы это поняли позже, когда начали ее разрабатывать».
Через полгода Чесноков пришел в компанию Росгосцирк с предложением о создании синтетического представления, и там согласились помочь. Про то, что это будет «Щелкунчик», решили как-то сразу, остальное оказалось сложнее. Поначалу казалось, что стоит пригласить «мастеров отечественного искусства» и все сложится: пока на сцене одни танцуют, другие будут делать цирковые трюки. Довольно быстро выяснилось, что путем простого соединения цирка с балетом ничего не получится, и в течение примерно полутора лет шел поиск стиля и постановочной группы. Проводили специальные социологические исследования, выясняли соотношение между жанрами: все же это будет балет с элементами цирка или цирк с элементами балета? Речь даже шла о приглашении крупных западных хореографов. Потом пришли к идее, что следует пригласить Татьяну Баганову – руководителя труппы «Провинциальные танцы» из Екатеринбурга, которая к тому времени уже была главной знаменитостью в отечественном «модерн-дансе».
Поиск режиссера тоже шел долго: через «Кракатук» прошло несколько известных постановщиков, но ни с кем из них дело не клеилось. Как рассказывает Чесноков: «Первый из них все время говорил, что посреди манежа должна вырастать елка. Как только я услышал про елку, сразу понял, что все идет не туда. И потом не было режиссера, который не говорил бы слово «елка», в конце-концов, на елке мы разговоры о спектакле и заканчивали. А когда появился Андрей Могучий, мне как-то сразу стало понятно, что я нашел нужного постановщика. Он сразу все понял». Это был уже 2002 год.
С приходом Могучего стало ясно, что главным жанром зрелища должен стать театр – именно он даст универсальную форму, которая объединит интересы зрителей разного возраста, социальных групп и так далее. Могучий привел с собой видеохудожника Александра Малышева, с которым уже несколько лет работал, и главного художника Александра Шишкина (именно с «Кракатука» и начались все совместные проекты Могучего с Шишкиным).
С музыкой тоже поначалу были проблемы. До прихода нового режиссера обработки Чайковского заказывали многим – были и договоры с одним американским композитором, и с французским, последним вариантом были джазовые вариации на тему «Щелкунчика», которые совсем не устроили постановщика. Могучий решил, что современный вариант сказки Гофмана должен быть электронным, ди-джейским, в духе «Ножей для фрау Мюллер». Таким образом, в проект пришел питерский автор «Ножей» Олег Гитаркин, он и привел с собой Игоря Вдовина, с которым в тот момент работал вместе.
Подготовка проекта тянулась так долго, что Баганова не выдержала и ушла, а на ее место встали хореграфы-дебютанты – четверо самых одаренных и амбициозных танцовщиков из группы, которую Татьяна готовила для участия в спектакле. Каждый из них взял на откуп несколько эпизодов, - таким образом и сложилась танцевальная часть «Кракатука».
К концу 2003 года стало понятно, что никакие театральные мастерские не способны сделать придуманных Шишкиным фантастических монстров и странные движущиеся объекты, для этого нужен особый художник-мастер. Питерское неофициальное искусство знаменито своими «рукодельниками», и, тем не менее, через «Кракатук» прошло множество художников с «Пушкинской, 10» и из других городских сквотов, пока не был найден Бармалей (Алексей Богданов), который взялся делать монстров. Он и стал последним в команде создателей нового синтетического зрелища