Двое во Вселенной

Студентка кафедры астрофизики Эми до безнадежности влюблена в профессора Эда Шумера. Не как в высококлассного профессионала своего дела, сумевшего по-настоящему фанатично ее увлечь не только своими теориями, но и практическими достижениями, касающимися небезызвестных теории струн, суперструн и параллельных вселенных. Но как в мужчину, который сумел найти к ней, дотоле неприкосновенный, недоступный ранее никому, ключик понимания. Однако внезапно Эд бесследно исчезает, и пытаясь докопаться до истины случившегося с ним, Эми суждено узнать о том, что она на самом деле ничего в этой суетной жизни не знала ни о себе, ни об Эде, ни тем паче о предмете ее научного изучения.

Безликое оригинальное название нового фильма известного итальянского режиссёра Джузеппе Торнаторе — «Переписка» вместо локализованного в духе дешевых бульварных романов «Двое во Вселенной» — сразу же понижает тон авторского киновысказывания с обманчиво патетического, велеречиво-пафосного на самый что ни на есть примитивный, фальшивый и откровенно спекулятивно-манипулятивный, имеющий к тому же на редкость гнилой душок унылой и безыскусной вторичности, которую с тщетной самонадеянностью пытается продать режиссёр, на поверхности полностью срифмовывая «Переписку» с собственным же «Лучшим предложением» в теме взаимоотношений немолодого мужчины и молодой девы. Причём можно смело уличать благородного дона Торнаторе в собственной кинематографической беспомощности, который даже не пытается найти оригинальные сюжетные ходы или же облечь всю эту ветошь драматургических тривий в более разнообразный киноязыковой вокабуляр: Торнаторе в этой ленте кажется заложником своего традиционалистского, сугубо академичного постановочного подхода, сводя даже монтажный рисунок к схематичности, а аудиальное сопровождение упрощая до технической манипулятивности: саундтрек Эннио Морриконе вроде идеально дополняет кадр, насыщает его напряжением или минорными интонациями, но на поверку даже он не срабатывает, что лишь говорит об окончательной безнадежности киноленты.

Режиссер несомненно прибегает и к крайне очевидным постмодернистским ходам, заключающемся в первую очередь в том, что «Переписка» изначально представляется чем-то значительно большим с точки зрения собственного идейного содержания, чем просто тривиальная мелодрама на кислых научно-фантастических щах. Во всяком случае, до определённого момента «Переписка» выглядит достаточно содержательной неонуарной мелодрамой, заточенной в цифровую клетку: вживую Эми и Эд встречаются лишь раз, и не будь этой сцены, излишняя техничность фильма не так бросалась бы в глаза. Запуская детективную интригу, Торнаторе тем не менее делает её декоративной, а научная фантастика в ленте появляется слишком внезапно, оттого каждый из этих жанровых кирпичиков хорош по отдельности, но вместе они конструируют крайне хрупкую и скудную конструкцию, где лишь дигитализация любви доведена до здравого смысла, без ущерба для кинематографического фундамента.

Следует обратить внимание, что концептуально «Переписка» демонстрирует привычную для современного дигитального социума модель коммуникативного взаимодействия, когда экран монитора полностью заменяет живое общение, а виртуальный образ человека начинает самодовлеть над ним настоящим, в конце концов предметно им овладевая. И право на бессмертие способен получить не сам человек, но его виртуальный симулякр, покуда наша реальность не проникнет по ту сторону экрана, подспудно ее заменив полностью. Тот факт, что «Матрица» уже как бы тему дигитального бытия/небытия закрыла, Торнаторе не смущает, но он совершенно не рвет шаблоны в «Переписке», не допуская даже сомнения, что показанная им среднеитальянская условность лирической фантастики скатывается в неподдельные силлогизмы, а благость изначальной философии тонет в самых непритаенных клише, как и в «Интерстелларе» Нолана.

Звучащая практически с первых минут в картине тема бессмертия, двойничества, множества дублирующих друг друга вселенных, миров, пространств и при этом дополняемая ставшей общим местом теорией струн, Торнаторе преподносится с настолько серьезной миной, что непроизвольно возникает диссонанс между банальностью в самой ленте и ее самоуверенными стремлениями вырваться за пределы этой невыносимой мелодраматической тоски. Впрочем, неудачно. Толком не развивая идею о виртуальных симулякрах и о цифровом бессмертии, и это при том, что сценарный материал вполне позволял маневрировать, режиссёр переключается на концепцию космогонического дуализма и дублирующих вселенных, дабы и там потерпеть столь же мощное фиаско. От картины веет не продуманной научной проработанностью, сколь часто проваливающейся в полную необоснованности наукообразность, за шелухой терминов не стоит совершенно ничего, кроме какого-то искренне мальчишеского желания произвести впечатление. Торнаторе буквально уподобляется герою его самого памятного фильма «Малена», Ренато, любуясь красивыми, но абсолютно пустыми кадрами оператора Фабио Замариона, но забывая практически обо всем, что могло бы хотя бы относительно спасти «Переписку» — худший фильм в кинокарьере Торнаторе несомненно.

Единственной значимой авторской удачей видится лишь выбор на роль Эда Шумера Джереми Айронса, что отчасти позволяет выстроить хотя бы некое подобие контекста в вымученном кинотексте, ведь в карьере этого британца темы двойничества и торжества копии или иной личности всплывали не раз: в «Связанных насмерть» и «М. Баттерфляй» Кроненберга. Не подводя под драматургический концепт фильма внятный научный базис (и это кажется даже не было целью Джузеппе Торнаторе), режиссёр умудряется только опошлить собственный же, несомненно заслуживающий внимание, замысел, приходя к каким-то совсем уж незрелым выводам о том, что любовь не только способна преодолеть все преграды, но и стать тем единственным элементом, без которого невозможно достичь бессмертия. «Великие» идеи, чего уж там. Верно сказано: великие идеи рождаются лишь в разуме, но умирают на бумаге, будучи реализованными.