Неизвестно, планирует ли кто-то там, на верху, судьбоносные встречи актеров и режиссеров, но по счастливому стечению обстоятельств режиссер Кирилл Серебренников оказался в нужное время в нужном месте – Вахтанговском театре на спектакле «Калигула», где актер Чурсин играл Сципиона. Дальше их творческий союз сложился более чем стремительно. Через месяц Чурсин уже репетировал в «Откровенных полароидных снимках», затем в спектаклях МХТ «Лес», «Изображая жертву», «Господа Головлевы». Последняя работа Чурсина – мерзкий до умопомрачения полицейский Ариэл в спектакле «Человек-подушка» по пьесе Мартина МакДонаха, одного из знамен современной драматургии.
Как и до всякого востребованного актера, дозвониться до Юрия Чурсина почти невозможно – телефон глухо «вне зоны действия». После недельных попыток вдруг невероятная удача – он назначил встречу за час до своего спектакля «Примадонны», где играет одну из главных ролей: «Вы уверены, что это удобное время?» – «Уверен, приходите».
Он, и правда, уверен: в себе, партнерах, режиссере. Поэтому спокойно накладывает грим, параллельно выдавая отнюдь небанальные фразы. Рядом на диванчике сладко спит Дмитрий Дюжев, партнер по спектаклю, затем встает, начинает красить ресницы, искать чулки. Интервью завершается с третьим звонком. И… продолжается после спектакля. Он такой, этот Чурсин – талантливый и терпеливый.
Очень редко. Больше мечтаю, чем читаю. Часто рецензии состоят лишь из личных впечатлений, а не конкретной информации, не говоря уже о серьезном разборе.
То есть подобного рода материалы никогда не становились стимулом к профессиональному совершенствованию?
Ой, становились-становились. Во время работы в Вахтанговском театре я понимал, что бываю поверхностным, формальным и находил похожее мнение в рецензиях. Или, например, после премьеры спектакля «Лес» было много публикаций, в которых мой герой ассоциировался с Путиным, Галкиным. Но мы же не про это говорили! Но если люди «считывают» именно это, значит, и актер сделал «нечистый ход». Приходится бороться: за высокую планку зрительского восприятия, собственной игры.
Некоторые режиссеры говорят о вещах, интересных и понятных только им. Есть спектакли, играя которые приходится каждый раз через себя переступать, потому что с чем-то вы так и не согласились, что-то так и не поняли?
Да, не скрою. Но к какому-то компромиссу все равно приходишь – нельзя выпрыгнуть из единого материала. Это кусок реальности, в который невозможно войти с другого входа. Более того – это непрофессионально. А я хочу уметь все-все-все, быть стопроцентным в каждой работе. В этом смысле, интереснее создавать что-то вместе.
Актерство – неосязаемая профессия, вы никогда не видите себя со стороны и, в конечном счете, не знаете, хорошо это или плохо. От этого можно сойти с ума…
Наоборот, проще сойти с ума, если все время смотреть на себя со стороны. К тому же на сцене нет времени задумываться над тем, как ты сейчас выглядишь, какое впечатление производишь. Это самолюбование в какой-то степени, которого у профессионала быть не должно. А вот в кино собственный взгляд со стороны – полезная штука, потому что на плоском экране кроме движущейся картинки ничего нет. В театре совсем другой закон – там зеркалом является зрительный зал, в котором отражается каждый вздох на сцене.
Вы осознаете свой талант?
Я никогда не оперировал словами «талантливый», «одаренный». В голове есть только: могу или нет, получается или нет, если нет, то почему.
Вы приносите творческие муки домой?
К сожалению, да. Очень хочу избавиться от этого качества. Мне совестно перед домашними. Но отключиться невозможно: подсознание постоянно в работе. Иногда чистишь картошку и понимаешь, как надо играть Костю Треплева. А утром просыпаешься и понимаешь, что это полная фигня, и все начинается сначала (смеется).
В «Человеке-подушке» есть над чем помучиться. Играя мерзкого Ариэла, у вас есть возможность выплеснуть негатив. В обычной жизни мы этого лишены.
Вы слишком оптимистичны, просто мы далеко не всегда замечаем, как это происходит. Охранник 15 раз в день проверяет документы, хотя мы уже год как знакомы. А он останавливает и получает удовольствие, от того, как ты утомленно выдыхаешь и говоришь: «Какие документы, сколько можно….» Гнусное самоутверждение оно в мелочах, это ведь не происходит, как логический ход: «А не самоутвердиться ли мне на ком-нибудь? И кто у нас будет жертвой?» Это процесс более глубокий, менее осознаваемый, порой связанный с родовыми травмами.
«Человек-подушка» как раз…
Да, об этом.
Какие события вашего детства, как вы сейчас понимаете, сформировали вас?
Есть какие-то детские ощущения. Это часто выплывает. Просыпаешься вдруг среди ночи с чувством глубокого одиночества, в каком-то совершенно ненормальном состоянии и вдруг ощущаешь, что это откуда-то оттуда.
С какого возраста вы себя помните?
Я тогда еще не разговаривал. Помню, как меня отучали от материнской груди, говорили: «Ты уже большой, хватит» (улыбается). Очень странное ощущение: я все думал: «Но это же так приятно, зачем же отказываться!» (смеется).
Так вот почему вы просыпаетесь ночью…
(смеется) Да, конечно же! В тоске по груди. Возможно, именно это сделало меня терпеливым человеком. Я могу перестроить свое сознание для того, чтобы дождаться чего-то: успокоиться, не тратить время на переживания и просто ждать. А для съемок, например, это очень важная вещь!
Когда терпение кончается, кричите, топаете ногами, скандалите?
Да, было время. Но сейчас я пытаюсь избегать этого. (гримируясь, что-то ищет в косметичке) Как?! Где?! Кто-то спер мою загибалку для ресниц! Вот сейчас как устрою скандал из-за пудреницы! (смеется)
Когда вы теряете контроль?
Когда в сознание примешиваются чужие установки, голоса, например, родительский: «Нет, это слишком дорого!» или «Нельзя выкидывать черствый хлеб!» – и ты почему-то дожевываешь сухую булку, вместо того, чтобы есть свежий хлеб. Вот так и живешь по привычке, не осознавая собственные желания. Я стараюсь все изменить и обрести себя. Это путь к счастью, к настоящим встречам, отношениям. Хочу уйти от зависимостей.
Мне кажется, избавиться от зависимости – утопия. Например, в отношениях между мужчиной и женщиной.
Да-да-да, но это зависимость другого рода. Она заложена природой, потому что без этих двух не появится третий человек. И только в этом они зависимы. В остальном – мы должны быть свободны, потому что только свободные личности могут любить по-настоящему.
Вас больше тянет домой или из дома?
Я очень домашний. Туда-туда, я там существую… Как там они, все ли у них хорошо…
И тапочки должны стоять в ряд…
Да, плюс вкусная еда, чистый угол. Этот механизм должен быть несбиваемым. Это одна из важнейших вещей.
Но если она актриса, о каком супе и тапочках может идти речь.
Слава Богу, она не актриса, поэтому угол и обед (уверенно стучит по столу) есть! (смеется) Не сводит меня судьба с актрисами, не работает это.
Д. Д.: (гримируется) У тебя есть карандаш для глаз? Дай, а?
Карандаша нет, зато есть супертушь и кисточка для глаз. Держи!
«За спектакль «Примадонны» взялись мачо – Чурсин и Дюжев», – писали в газетах. А вы тут кисточками для глаз делитесь.
(смеется) С кисточками для глаз целая проблема! А с тушью! Ходил по магазинам, спрашивал: «Насколько хороша эта тушь?» (смеется) Два месяца подбирал помаду, просто выбился из сил – слава Богу, подарили на день рождения! Честно говоря, мне это даже нравится. Не знаю, что буду делать, когда снимут «Примадонн». Наверное, придется втайне гримироваться, надевать женское белье – привык, втянулся (смеется).
Д.Д.: Ну что, второй звонок, пора одевать лифчики, трусики, колготочки. Извините, нам надо переодеться.
А теперь поговорим о кино. В 2007 у вас три новых проекта: «Мишель Лермонтов», «Запах жизни» и «Частный заказ».
«Мишель Лермонтов» пятисерийный телефильм. Ох, столько сил вложено!
В результате, в копилке еще один неоднозначный персонаж. Лермонтов ведь был…
Да, не очень приятным молодым человеком. Мартынов признавался, что, не задумываясь, убил бы его второй раз. Снимая фильм, больше всего боролись за красоту. В нашей стране она в дефиците, в самом широком смысле слова: раньше люди стремились прожить красиво каждое мгновенье. Сейчас многие предпочитают «страдать» от обстоятельств, куда уж до красивой жизни.
В «Запахе жизни» Сергея Барчукова играю молодого человека, который увел у своего знакомого жену. Еще один коварный тип, неоднозначный, при этом ищущий свободу в любви, проживающий на эмоциональном пике каждое мгновение, не спускаясь в обыденность. Это киноразмышление.
Работа, работа, работа… Знаю, вы увлекаетесь японской культурой.
Они давно поняли, что все беды от бескультурья человека по отношению к природе. Остальные только начинают об этом задумываться. А что японцы делают с обувью! Это настоящее просветление (смеется)! Ninja shoes с раздвоенными пальцами гениальны! У меня три пары: зимний вариант с шипами и присосками, чтобы ходить по стене. Серьезно (смеется)! Есть более легкий вариант и совсем тряпичный с тонкой красной подошвой – в них я на разные премии хожу. Мечтаю найти белые кроссовки с раздвоенными пальцами.
Чего вам сейчас отчаянно не хватает?
У меня нет футболок. Хотя это поправимо.
Вы не понимаете, насколько отчаянно мне этого не хватает! (смеется) Как важно надеть утром чистую вещь, которая тебя радует! Еще не хватает суммы, чтобы выплатить кредит за машину и… выученного стихотворения Гумилева про жирафа. Вы даже не представляете, зачем…
Зачем?
Хочу покорить одну девушку, так что стихотворение мне, действительно, отчаянно необходимо.
