На ММКФ показали первый российский конкурсный фильм «Блокадный дневник», в основу которого легли тексты Ольги Берггольц и записи других блокадников. Фильм выйдет в прокат 27 января 2021 года. О леденящем и честном произведении пишет Дмитрий Елагин.
КРАТКО:
О национальных травмах очень сложно снимать, так как легко превратить трагедию в аттракцион с танками и патриотичными бравадами. Андрей Зайцев снял экзистенциальный белый стих, где визуальное повествование идеально сочетается с закадровым голосом и редкими диалогами.
ПОДРОБНО:
«Все ситуации и персонажи реальные и не являются художественным вымыслом» – с этого титра начинается фильм «Блокадный дневник» и это большой вызов Если слова «Основано на реальных событиях» уже стали штампом из-за частого использования в хоррорах, то Андрей Зайцев как бы отрицает «художественность» образов в картине, создает его по документальным материалам: все было так, или почти так.
Фильмы о Второй мировой войне – это одна из главных линий в российском кинематографе, с её начала режиссеры пытались художественно передать происходящие события тех дней. Юлий Райзман показал романтическую историю в «Машеньке» (1942), в «Радуге» (1943) Марк Донской воссоздал трагедию живущих в захваченной деревне людей, а Виктор Эйсымонт в «Жила-была девочка» (1944) подарил зрителю надежду и легкий, детский взгляд на блокаду Ленинграда. Дальше было много великих фильмов, от лирических «Летят журавли» Михаила Калатозова (1957, Золотая Пальмовая Ветвь в Каннах) до ужасающего «Иди и смотри» (1985, Золотой приз в Москве) Элема Климова. Режиссеры прошлого снимали по живым воспоминаниям, старались дополнить картину войны разными ракурсами, а современные авторы, за редким исключением («Война Анны» Алексей Федорченко, 2018), демонстрируют войну зрелищем, сюжетом для драматических историй. «Блокадный дневник» – это интимный, максимально сдержанный в экспрессии рассказ об одном дне.
Зайцев взял за основу историю Ольги Берггольц, которая «переплавила» свои воспоминания о первой блокадной зиме в повести и стихи, и создал черно-белый фильм-путешествие, где у героини есть четкая цель – увидеться с отцом в последний раз и попрощаться. Активную роль в картине играет диктора мужчины, который как объясняет незнакомые зрителю детали, рассказывает чувства и переживания Ольги, а также описывает ею видимое. Прием с закадровым комментарием от диктора вместе с черно-белым изображением и форматом изображения 3:4 придает фильму эффект документальности. Его голос напоминает о том, что мы не Ольга, главная героиня она, мы следим за ней и иногда видим ее глазами: копчёные лица людей, печка-буржуйка, очередь за кусочком хлеба и мертвые тела-скульптуры.
В «Блокадном дневнике» очень мало диалогов, режиссер предлагает погрузиться в холодный Ленинград, в мёртвый город, где единственные звуки – свист орудий, хруст снега под ногами, классическая музыка и бой метронома, звучащий по радио. Автор дает комментарий, что метроном включали, чтобы выжившие знали, что жизнь есть. Но в фильме он производит обратный эффект – ритмичный звук жесткого отбивает секунды страданий главной героини, он говорит об уходящей жизни и близкой смерти. Так автор создает чувство времени, из-за чего нарастающее окоченение главной героини и тяжесть ее действий становятся ощутимыми. Монотонные шумы вводят в транс, в котором из-за постоянного голода находится главная героиня. Ей тяжело двигаться и думать, поэтому режиссер предлагает зрителю смотреть вместе с ней, важные детали озвучит автор.
Путешествие героини имеет точки – это встречи с случайными людьми. Кто-то тащит тело любимого, кто-то стоит в очереди за хлебом, кто-то при смерти сидит в сугробе. Остановки для Ольги – это опасность, ибо в убежище на улице легко уснуть. В фильме появляются трамвай, в котором в вечном сне сидит много людей, и грузовик, полный окоченевших тел, – эти кадры напоминают произведение Альбера Камю «Чума», где показана жизнь города во время чумы. В книге яркая сцена – это проезд трамвая с телами умерших через весь город, в который родственники кидали цветы. У Зайцева нет цветов, нет движения, а тела напоминают статуи, части величественного Ленинграда. Статика нарушается только движением Ольги, телодвижениями прохожих и взрывами, изредка тревожащих сон города. Никакого свиста пуль – слишком резко.
В «Жила-была девочка» Эйсымонта тоже показаны ужасы войны, тоже героиня отправляется в зимой в опасное путешествие за водой к Неве, но она ребенок, который не думает о смерти, как о выходе из тяжелой ситуации. Ольга потеряла всякий смысл в жизни и движима только желанием попрощаться с отцом. Её спасение из страшной реальности – это цветные сны-воспоминания о детстве. Если настоящее Ольги показано строго, то сны – это намеренная гиперболизация, где посреди поля стоит продавщица с тележкой, полного мороженого и других сладостей. В снах будет отец, будет мать, будет солнце и лето. Грёзы Ольги контрастируют с серой реальностью блокады и напоминают, что ей есть зачем бороться, есть зачем идти. Её действия сильнее любых слов о мужестве, сильнее проклятий, сильнее молитвы. Потому что действия не требуют перевода.
