Пока «Оскар» который год пытается оправиться от темы харассмента, наводнившей всё информационное пространство вокруг фестиваля, Берлинале внезапно решает отменить разделение на женские и мужские роли. Новость вызывает резонанс, но логика в этом жесте прослеживается очевидная — сложно представить, где ещё это могло случиться, если не на Берлинале.
Специально для «Вашего досуга», Роман Курашов разбирается в истоках и отвечает на вопрос, кому фестиваль может оказаться близким по духу настолько, чтобы внимательно следить за происходящим там, а кому лучше всё-таки подождать Канны с Венецией.
Пожалуй, любой молодой и перспективный автор, снимающий кино и считающий свой материал достаточно экспериментальным, знает, что у него есть все шансы попасть на Берлинале. Или что таких шансов точно больше, чем на многих других мероприятиях, организованных для кинематографистов. Руководство фестиваля всеми силами старается поддерживать начинающих талантов — вспомнить хотя бы программу Berlinale Talents, которая каждый год отбирает со всего мира 250 участников, чтобы познакомить их со скрытыми процессами большого кинопроизводства и помочь завести правильные контакты.
Безусловно, такой свободный дух на Берлинском кинофестивале не мог возникнуть на пустом месте. С самого зарождения фестиваль без конца чувствовал себя стеснённым какими-то рамками. Основанный в 1951 году на деньги американских военных, в течение пяти лет он по запрету ассоциации кинопродюсеров FIAPF не мог иметь даже собственное жюри — в отличие от Канн или Венеции. В первые же годы работы фестиваль ощутил все тяготы существования в послевоенной Германии: Западный и Восточный Берлин (и вытекающее отсюда разделение на «западный» и «восточный» кинематограф), разруха, кризис идентичности. Долгие годы спустя фестиваль испытывал проблемы с финансированием, но под чутким руководством выдержал все испытания и к 2000 году решительно основался на Потсдамской площади, где и проходит сейчас, с каждым годом расширяя свою географию дальше и захватывая всё больше культурных пространств вокруг. Примерно в то же время фестиваль стал бороться с американским засильем в своих программах и давать голос прежде всего немецким и международным картинам.
Не секрет, что каждый фестиваль как-то себя позиционирует и отбирает фильмы в соответствии со своей, если угодно, идеологией. Когда проходит вручение «Оскаров», многие расстроенно (а скорее всё-таки ненавистливо) комментируют лучший фильм года: «Опять не за заслуги, а за политику и социалочку». Отчасти понимаешь критику, если «Ла-Ла-Ленд» или «Прибытие» в 2017 тебе действительно понравились сильнее «Лунного света». В то же время проводишь параллели с Берлинале и осознаёшь, что о втором так говорить бессмысленно, даже вредно, потому что всё его прошлое и есть сплошной социальный подтекст. Поэтому бал на нём и правят свободные эксперименты, политические жесты и актуальные сегодня темы равенства и справедливости.
В последние годы в фокусе внимания жюри европейский миграционный кризис и свобода гонимых. Главный приз в прошлом году получили «Синонимы» Надава Лапида, рассказывающие о попытках израильтянина Йоава ассимилироваться во французском обществе, а в 2016 — французско-итальянская документалка «Море в огне», затрагивающая проблему африканских беженцев. В этом году фаворитом жюри стал фильм «Зла не существует» иранца Мохаммада Расулофа, пять лет назад — «Такси» Джафара Парнахи, причём оба автора за свои работы попали в опалу в родной стране.
Когда придирчивый зритель засомневается в истинной свободе тем и мнений на Берлинале, он может задаться вопросом: «Почему же тогда побеждают „правильные“ фильмы?» И будет прав — это хороший повод для дискуссии. В чём не придётся сомневаться, так это в другой грани свободы — честном и конкурентном отборе, ведь шансов показать себя мировой общественности на фестивале много. Желающих, правда, тоже толпы, поэтому точнее будет сказать о Берлинале так: если не свободный, то свободе хотя бы открытый. Даже вход на показы фестиваля доступен всем (нужно только успеть), а билет стоит около 10 евро.
Безраздельно Берлинский фестиваль получится полюбить тем, кто видит и чувствует в кино ту безграничную политическую силу, которая делает его «важнейшим из искусств». Тем, кто верит, что у фильмов есть сила и потенциал менять мир к лучшему. И тем, кто может поддержать дискуссию на любую острую и актуальную тему фразой, начинающейся со слов: «Знаете, а вот в фильме одного перспективного режиссёра…».
