В прокат вышел «Вечный свет» Гаспара Ноэ, где режиссер верен себе эстетически, но из-за малого хронометража не успевает «укачать» зрителя неоновыми вспышками и «пьяной» камерой. О том, почему «Вечный свет» самое удачное произведение Ноэ, пишет Дмитрий Елагин.
Кратко:
«Вечный свет» – ода кинематографу, искусству гипноза. Для фильма режиссер взял лучшее из предыдущих работ: беспомощность человека против совершаемого над ним насилия, разбитие внутрикадрового пространства через монтаж и использование нескольких камер и цветовую магию, которой в новом проекте доказывает, что кино – это непрерывный поток света, который завораживает любого человека.
Подробно:
Француз Гаспар Ноэ – режиссер-максималист, который в каждом произведении доводит какой-то элемент до абсолюта. Дебют «Один против всех» (1998) о жгучей ненависти, «Необратимость» (2002) о жестокости жизни, «Вход в пустоту» (2009) об измененном сознании, о памяти и о глубинах психики человека, «Любовь» (2015) о страсти и переживании расставания, «Экстаз» (2018) о теле и магии танца, а новый «Вечный свет» (2019) посвящен эротизму кино. Опять неон, опять «пьяная» камера, опять насилие над человеком, но есть два ключевых отличия – актеры играют самих себя, что максимально сближает фильм с реальностью, и Гаспар Ноэ из-за хронометража в 51 минуту не теряет чувство меры, а четко и кратко формулирует все мысли.
По сюжету певица и актриса Шарлотта Генсбур готовится к съёмкам в дебюте другой актрисы Беатрис Даль, они сидят в креслах у камина и разговаривают о неудачном сексе, плохих режиссерах и о сладком чувстве горения на костре, которое Даль называет «суперсексуальным». Ведь в ряде ассоциаций при слове «французское» между Эйфелевой башней, круассанами и беретами всегда возникает имя Жанны Д’Арк. К столбу привяжут Шарлотту Генсбур, но её огнем станет мерцающий, безжалостный свет стробоскопа, доводящий до экстаза.
В «Вечном свете» Гаспар Ноэ деконструирует кино, снимая фильм о производстве другого фильма – он раздваивает экран, чтобы одновременно показать несколько точек зрения на одни и те же события: дебют Беатрис «Творение Господне» с горящими девушками снимает Мика Арганьяраз; среди декораций прячется неизвестный, собирающий на ручную камеру компромат о Даль; над всеми находится постоянный оператор Ноэ Бенуа Деби, который проникает в те места, куда другим нет доступа. Из-за этого возникает сильный диссонанс, так как непонятна архитектура павильона, откуда идут звуки, и за чьим повествованием следить. Гаспар Ноэ хочет, чтобы зритель потерялся в кинопространстве, чтобы отпустил контроль и отдался во власть режиссеру-абьюзеру.
Главное, что привносит использование нескольких камер – это авторский фокус на смотрении, об эротичности которого говорила Беатрис. Кино по природе вуайрестично, так как предлагает зрителю подглядеть через объектив камеры за жизнью окружающих. Также оно завораживает и требует постоянно смотреть на экран, гипнотизирует. Показывая декорации и отказываясь от дополнительных визуальных эффектов, используя только внутрикадровое освещение, Ноэ будто отрицает искусственность мира кино. Это напоминает о том, чего хотели добиться почитатели движения «Догма 95», но автор разрушает этот реализм высокопарными титрами-цитаты великий (Федора Достоевского, Карла Теодора Дрейера, Райнера Фассбиндера), чтобы закончить картину словами режиссера Луиса Бунюэля, где он благодарит бога за то, что является атеистом.
Кульминация картины – это доминанта цвета и света над всем остальным. Три точки зрения в финале разбивают экран на три части, будто на средневековый триптих, а потом объединяются – в центре образ Шарлотты Генсбур в мигании красного, зеленого и синего, основных цветов для человеческого зрения. Если «Черный квадрат» Казимира Малевича является примером идеальной формы и протеста против смысла в живописи, то «Вечный свет» – это молитва и икона кинематографу, где Ноэ отказывается от языковых границ, взаимодействуя с каждым через свет и движением. Такое кино можно смотреть вечно.
