«Иди и смотри» — великий фильм о войне, один из шедевров позднего советского кинематографа. Режиссер Элем Климов долго боролся с Госкино, чтобы сделать картину натуралистичной и без навязчивого гуманизма. Дмитрий Елагин рассказывает, как «Иди и смотри» спустя 36 лет заставляет пережить ужасы войны.
Кратко:
Режиссер Элем Климов предлагает личный взгляд на войну, который лучше всего подходил для тех, кто не был ее свидетелем. Автор вдохновился книгами Алеся Адамовича «Хатынская повесть» и «Каратели», чтобы отправить зрителя по кругам ада, показывая расстрелы пленных, сожжения деревни и множество людей, чьи лица стареют к финалу.
Подробно:
Время стирает все. Об этом печалился Жан-Люк Годар в своем десятиминутном отрывке «Во тьме времени» в альманахе «На 10 минут старше: Виолончель» (2002). У него все исчезало от молодости до вечности, но память «Сроку давности не принадлежит» – в этот момент на экране тела жертв концлагерей. Запечатленный ужас войны в хронике не стареет, это обнаженный ток эмоций, доказательство человеческой жестокости и бессердечности. В конце игрового фильма «Иди и смотри» Элем Климов вставляет архивные кадры, где события с войной и приходом Гитлера к власти воспроизводятся в обратном порядке. История с надеждой отматывается до детской фотографии фюрера, чтобы поставить перед зрителем вопрос: «Убил бы он ребенка, чтобы предотвратить будущие трагедии?» Вопрос направлен напрямую с экрана к тому, кто прожил два часа в теле главного героя Флеры.
«Иди и смотри» – кино личностного взгляда, живое путешествие в ад войны. Вместо Данте мальчик Флера (Алексей Кравченко), который находит в песке ружье и уходит в партизанский отряд. Он одет будто на праздник, на лице нет морщин, под глазом синяк – индюк укусил. С войной знакомится и зритель, а Флера становится зеркалом для смотрящего. В книге «Теория кино. Глаз, эмоции, тело» Томас Эльзессер и Мальте Хагенер посвящают отдельную главу пониманию экранного искусства через принцип зеркала, который создается при помощи крупных планов. Они используют концепцию венгерского теоретика кино Белы Балаша о том, что некоторые фильмы лишают зрителя свободного взгляда, погружают его в чужое видение, чтобы он пережил весь спектр чувств. Элем Климов через частые крупные планы и прямые взгляды в камеру встраивает зрителя во внутренние диалоги: мы смотрим на Флеру – Флера смотрит на нас – кто-то смотрит на Флеру. Кроме имени, у героя нет ничего: к финалу он даже теряет свою манеру речи. Таким образом, Флера – пустышка для смотрящего.
Чтобы познакомить нас с миром войны, режиссер делает героя активным: он постоянно движется из локации в локацию. Флера идет с тремя партизанами в захваченную деревню, чтобы украсть корову; выходит из дома, чтобы увидеть колонну пленных; ищет стог сена с оставленным оружием, чтобы вернуться в отряд. Элем Климов рассказывает историю визуальным языком, потому что в кино никакой текст не будет так эффективен, как натуралистичное действо.
В центральном и самом страшном эпизоде сожжения деревни Флера теряется в толпе пленных, и тогда автор прибегает к импрессионизму, к фрагментарности: из действия вырываются случайные детали (красивая арийка ест омара, лают собаки, кого-то бьют на земле). Перед зрителем открывается адская, босховская панорама действия, и, когда надежды уже нет, в кадре появляется Флера. Его фигура спасает смотрящего, но делает свидетелем последующего ужаса. К концу эпизода детское лицо превратится в старческое, будто вся его душа сжалась из-за увиденного. Изменился и его голос: в начале он бойко говорил с белорусским акцентом, а к финалу призрачно хрипит словами. Вместе с голосом меняется и слух из-за контузии и стресса. Элем Климов со звукорежиссером Виктором Морсом создают аудиальную палитру безумия, где рефреном гудит в небе немецкий самолет. Каждый раз, когда Флера поднимает голову, кажется, что он обращается к богу с просьбой закончить ужасы – но в небе виден только вражеский бомбардировщик.
Элем Климов намеренно снимал «Иди и смотри» последовательно не столько ради естественной игры дебютанта Алексея Кравченко, сколько ради чувства естественного переживания. Его мир войны раскрывается постепенно: от зеленого цвета к коричневому, от с шума чужой машины – к огненному аду криков, от детской наивности – к отчаянию. Ребенок Флера становится стариком, теперь его зовут малым, новеньким стал другой мальчик, похожий на героя в начале. В финале Флера стреляет в портрет Гитлера, но его оружие также направлено в камеру – он расстреливает фашизм в зрителе. «Иди и смотри» – страшный фильм, потому что не предлагает выхода; лишенный морали фильм, потому что не выводит уроков из событий прошлого, а заставляет запомнить, что война «сроку давности не подлежит».
