В прокат вышел победитель Каннского кинофестиваля, «Титан» француженки Жюлии Дюкорно. Как и в ее дебюте «Сырое», режиссер снова показывает историю психологической травмы: героиня «Титана» Алекса в детстве попала в аварию, из-за чего у нее появилась механофилия. О том, как Жюлия Дюкорно переделывает традиции боди-хорроров Дэвида Кроненберга, рассказывает Дмитрий Елагин.
Кратко:
Дэвид Кроненберг показывал конфликт человека и технологий, Жюлия Дюкорно пытается их примирить. Получившая в детстве травму в аварии, девушка Алекса видит близость с любым человеком опасностью и болью, потому предпочитает отношения с машиной. Достижение Дюкорно в том, что она находит выход из патовой ситуации: примиряет мир людей с миром техники. Ее ответ прост — безусловная любовь.
Подробно:
Девочка Алекса с отцом едет в машине. Она подражает урчанию двигателя, потом пинает родителя в спину и отстегивает ремень. Он оборачивается, одергивает дочь, но не справляется с управлением, и они попадают в аварию. Итог: Алексе ставят в голову титановую пластину. Выйдя из больницы, девочка направляется к машине, обнимает и целует ее.
Жюлия Дюкорно снимает кино о психотравмах. В ее хорроре-дебюте «Сырое» (2016) вегетарианку Жюстин (Геранс Марилье) заставили съесть сырое мясо животного, что проявило в ней склонности к каннибализму — желание поглотить человека, убить его. При этом травма исказила сексуальную часть жизни: вместе со страстью девушка чувствует жажду плоти. «Титан» повторяет эту же схему: после аварии девушка воспринимает человеческую близость как насилие. Поэтому для нее безопасной становится связь с машиной, от которой она беременеет. Жюлию Дюкорно называют наследницей великого и ужасного Дэвида Кроненберга («Муха», «Видеодром»), мастера боди-хоррора. Кроненберг показывал губительное воздействие технологий, глупость самоуверенного человека — Дюкорно же интересует поведение травмированной личности, феминистский взгляд (female gaze) и рассуждения о будущем человечества.
Путь Алексы — это путешествие от боли к любви. Взрослую Алексу сыграла Агата Руссель, которая вместе с Дюкорно пыталась создать гендерно-нейтральный образ человека. У Алексы прическа-маллет, она не бреет подмышки, не одевает женственную одежду (кроме сцены танца), ходит скованно и агрессивно себя ведет. Для режиссера этот образ — воплощение травмы женщины в патриархальном обществе. Самая яркая сцена в начале фильма — это сексуальный танец на выставке машин. Можно подумать, что она танцует для мужчин вокруг — но ее танец для машины. Мужчины ее не интересуют со времен аварии, ее любовью стала техника.
Кризис маскулинности Жюлия Дюкорно показывает через главу спасательной бригады Венсана (Венсан Линдон). После серии преступлений Алекса оказываются в полиции, где ее находит Венсан, потерявший сына Адриана 10 лет назад. Он забирает ее к себе на станцию спасателей. Работа спасателем — мужская, а значит ей надо соответствовать. Для этого 60-летний мужчина колет себе в зад стероиды, а потом бесится, что его тело не работает, как раньше. Он самоуверенно думает, что Алекс его сын, не собирается делать тест на ДНК — ведь как отец может не узнать сына. Его путь похож на путь Алексы — он так же должен научиться любить другого человека и отпустить всю свою боль.
Линия отношений Алексы и Венсана начинает сложную тему, которой Жюлия Дюкорно касается как бы впроброс. По прибытию на станцию спасателей Венсан называет себя богом, а Адриана (то есть Алекс) — Иисусом. Дюкорно манифестирует не только кризис маскулинности, но и кризис человечества. Алекса внутри себя вынашивает необычного ребенка: ее живот превратился в железный инкубатор, из сосков и вагины течет мазут. Через Алексу режиссер доказывает, что связь с человеком всегда приносит боль, а связь с механизмом лишена чувств, поэтому безопасна. Ребенок выглядящей гендерно-нейтрально Алексы — ребенок будущего, где никаких чувств уже не будет. Они останутся в воспоминаниях, в прошлом вместе с homo sapiens. Настанет время homo mechanicus.
