8 июня в кинотеатре «Художественный» прошел единственный сеанс «Go. Go. Go» Александра Сокурова — записи его же спектакля по пьесе Иосифа Бродского «Мрамор», поставленного в 2016 году в Италии. Александр Лунин — о том, почему новый эксперимент «мастера по кино» не вызывает никаких чувств, кроме стыда.
«Мастер по кино» — так киновед Петр Шепотинник назвал А.Н. Сокурова во вступительной речи: тот случай, когда вроде бы случайная оговорка оказывается точнее предполагавшегося штампа. Мастера бывают по свету, по дереву или металлу — в картине мира, свойственной апологетам теории авторства, кино органично встает в этот ряд как нечто, существовавшее и до прихода автора. Делая фильм, режиссер придает этому нечто форму или фокусирует поток лучей — иными словами, выступает проводником неких высших сил. Божественный промысел, вдохновение, et cetera — добавьте метафор на свой вкус.
Будучи ультимативно авторским кино, «Go. Go. Go» стал ультимативным свидетельством поражения привычной нам модели кинематографа, причем не только на поле идеологии. Киноверсия спектакля шестилетней давности добирается до одного-единственного экрана с крайне туманными перспективами на онлайн-прокат; добирается — чтобы оказаться таким привычным самолюбованием, воспеванием канона Мертвых Белых Мужчин (Феллини! Бродский! Толстой!) и нежеланием довести до конца хотя бы одну мысль. Сказать что-то комплиментарное о «Go. Go. Go» можно только в узко-поэтическом смысле. Специализация Сокурова — визуальные образы, и они сделаны безупречно: «кино в луже», например, или финальный театр теней. Во всем остальном же не видно ничего, кроме беспредельного равнодушия: автора — к зрителю, рассказчика — к материалу, текста — к контексту.
На самом деле, Сокуров выбросил большую часть текста из «Мрамора», а о тонкости его собственных наработок можно судить по одному тому факту, что рядом с героями из семейства мышиных все время находится исполинская мышеловка с сыром. Напомним, в оригинале речь шла о Публии и Туллии — двух заключенных в квази-Римской империи будущего, где по закону три процента населения обязаны сесть на профилактический (для общества) пожизненный срок. Упоительный, непредсказуемый сюжет…
…от которого остался только набор нечленораздельных выкриков. Герои из людей превратились в крыс-переростков с масками на затылках, а из камеры переехали на площадь итальянского городка, где показывают «Рим» Федерико Феллини. При этом они по-прежнему упоминают реформы и проценты, а очень плохо сделанные русские субтитры окончательно запутывают дело (монтаж не отстает: по ощущениям, добрая половина важных реплик произносится за кадром, а озвучка не попадает в губы). Первые полчаса это похоже на «Зеленого слоника» для пресыщенных интеллектуалов: крысы обсуждают баб, кто сколько книг сожрал и какое из рукописей да Винчи получалось дерьмо (обычное). Потом на сцену выходит Бродский, и становится уже не так весело.
От начала до конца «Go. Go. Go» собран из блоков, устаревших десять, двадцать, двести лет назад; даже заглавие будто вывалилось из девяностых, что уж говорить обо всем остальном. То и дело звучат Важные Идеи: «Империя — это обессмысливание пространства», «Свобода — вариация на тему смерти». Но это не мысли — всего лишь их обозначения, карточки со словами, а не сценарий. Сокуров словно взялся за обессмысливание кинематографа как такового: здесь все настолько плохо технически и идейно — и все, все можно списать на тонкости авторского замысла: сиди и смотри.
Единственное, что возмущает всерьез — это титр «При поддержке Романа Абрамовича» в начале и глорификация образа Бродского как тоскующего по родине поэта в конце, тот социально-политический контекст, который Культура и Критика сговорились не замечать. Как можно узнать из книги Глеба Морева, разногласия Бродского с Империей лежали отнюдь не в области идей или эстетики: просто никому не нравится быть поедаемым заживо. Прояви чинуши больше такта, и Бродский бы бесшовно вписался в советский канон, оставшись эксцентриком с правом на выезд за границу и легкую фронду, почти как Евтушенко (с этой точки зрения ненависть первого ко второму подозрительно похожа на зависть неудачливого карьериста к успешному). Той же линии поведения придерживались примерно все столпы Великой Русской Культуры, выстраивая свои труды как сложный, полный компромиссов и умолчаний диалог с людоедской властью. Сокуров (вполне возможно, неосознанно) добавляет свой фильм в этот долгий, печальный список.
