5 августа состоялся цифровой релиз независимого фильма «Воскрешение» (Resurrection). За синопсисом третьесортного триллера таится самый беспощадный киноопыт года.
Кратко:
Спустя двадцать два года в жизнь матери-одиночки возвращается ее главный кошмар. Мужчины — зло, Ребекка Холл — богиня.
Подробно:
К пятому десятку Маргарет (Холл) приходит во всеоружии: непыльная должность в биокорпорации, дизайнерская квартира, милая дочка-геймерша (Грейс Кауфман); изредка она то ли равнодушно, то ли со скрытым злорадством набирает номер женатого любовника. Однажды на конференции женщина видит среди зрителей неопрятного мужчину (Тим Рот), со всех ног бежит домой и запрещает дочери выходить из комнаты.
Фильмы ужасов от режиссеров с фем-подтекстом, который уже начал подменять собой текст («Род мужской») — очевидный тренд, но здесь случай особенный. Раздутое, неузнаваемое лицо Холл на постере отсылает куда-то в эпоху рисованных от руки афиш, а красный частокол, проходящий сквозь глаз — то ли к «Андалузскому псу» Бунюэля, то ли к «Отвращению» Полански. Симанс явно скучает по временам (или воображает таковые), когда в жанровом кино не нужно было придумывать научные обоснования твисту, мотивацию каждого жеста или предысторию злого духа: в случае тех же Полански с Бунюэлем зритель подписывался на полтора часа идей и эмоций, на сновидения, страхи, то же отвращение — и получал их.
Но это не просто выгодная поза, а, как выясняется, наилучший подход к фильму о газлайтинге. Щипать в носу от страха здесь начинает уже на десятой минуте, на сороковой крутит живот, а после развязки хочется долго смотреть в стену. Как настоящую травму, «Воскрешение» невозможно уложить в голове, избавиться от отрицания. Нельзя и подготовиться к нему — как нельзя подготовиться к абьюзивным отношениям: от их убийственного воздействия не спасет даже знание развязки.
Здесь нет ни привычных для почтенного жанра «меня преследует психопат!» тропов, ни размеренного нагнетания саспенса по знакомому маршруту: сразу в пекло, а потом еще хуже, когда один за другим посыплются сюжетные повороты за гранью добра и зла. В Дэвиде, герое Рота, отчаянно хочется увидеть то потустороннего пришельца, то результат биологических экспериментов, но, как показывает финал, все это ложные следы. Вот человек, который хочет превратить твою жизнь в ад, остальное неважно. Беги.
Двадцать лет назад Дэвиду, чтобы втереться в доверие к студентке Мэгги, приходилось носить сложный социальный камуфляж: распивать вино с ее родителями-хиппи, дурить ей голову, притворяться своим. В настоящем ему, опустившемуся и постаревшему, достаточно пару раз появиться на глазах у Маргарет, чтобы запустить необратимый механизм самоуничтожения. Так банально, так нелогично… и так знакомо. Симанс помещает зрителя внутрь извращенной, больной логики отношений насильника и жертвы — здесь уже чуть ли не в сакральном смысле, как будто женщины обречены на этот лабиринт насилия. Кажется, что в нем нет не только выхода, но и входа; это не так. Насилие порой начинается с невинной шутки, обесценивающего замечания, бездумного упрека, назойливого внимания, и только потом наступает стылый ужас, так хорошо известный половине человечества. Если вы относитесь ко второй половине — сделайте выводы
Александр Лунин
