Мохаммед Али - лицо эпохи, не только спортивный, но в большей степени общественный и политический феномен. И еще фирменная марка, отличный торговый знак, как кока-кола, IBM или “феррари”.
После “Своего человека” режиссер Майкл Манн претендует на лавры главного капиталистического соцреалиста. Он берет хорошо продаваемую тему (личность, событие) и рассказывает о ней, что называется, “своими словами”. Не сочинение, конечно, изложение. Но за изложения тоже хорошие оценки ставят.
Биография Мохаммеда Али прописана дотошно, на два с половиной часа, и вмещает одно десятилетие его жизни - с 1964 по 1974 год. Манну интересен именно взлет человека, самое насыщенное событиями время. А эти годы с середины шестидесятых до середины семидесятых вместили все: и обращение в ислам, и смену имени, и защиту прав черных, и дружбу и ссору с Малколмом Иксом, и донжуанские списки, и отказ воевать во Вьетнаме, и, конечно, бесчисленные бои.
Когда-то Али сказал, что не хочет быть таким, каким мы хотим его видеть, он хочет быть самим собой. Так вот, в фильме Манна он именно такой человек, какого мы ждем. Бесконечные преодоления себя и обстоятельств, становление характера - все эти очевидные вещи, лучше всего прописанные в “библиотеке юношества” и у Чарлза Диккенса. И режиссер, и исполнитель главной роли Уилл Смит подошли к делу с таким желанием сделать все правильно, что смотреть это просто скучно. Если, конечно, вы не поклонник бокса.
В позапрошлом году “Свой человек” выдвигался на “Оскара”. В этом году ничего не изменилось: Манн продолжает тратить свои стомиллионные бюджеты на псевдодокументальные съемки и якобы неожиданные ракурсы. Жаль Уилла Смита, который, как и большинство американских актеров, обучавшихся у Ли Страсберга, понимает систему Станиславского слишком буквально: для роли он поправился до состояния тяжеловеса, научился боксировать и передает мимику и акцент Али до мельчайших подробностей. Больше всего обращает на себя внимание сцена, где Мохаммед Али впервые попадает в Африку. Как и он, мы с некоторым испугом наблюдаем за окружающими нас черными: в аэропорту, гостинице, на улицах. Нет ни одного белого. Для Мохаммеда Али образца конца шестидесятых это, наверное, золотая мечта. Для нас через сорок лет, в эпоху политкорректности, практически мимикрировавшей в тоталитаризм афроамериканцев, это уже просто кошмар.
