Сняв Николь Кидман в «Догвилле», Ларс фон Триер ославил ее, себя и Голливуд в придачу. Шедевра не случилось. Хорошее добротное кино – но и только. В тихий крошечный городок пришла чужачка Грейс (Николь Кидман) и попросила о приюте. Общим голосованием жители решили дать ей кров. В благодарность Грейс стала всем надеждой и опорой: разводила цветы и кусты, мыла полы и окна, учила детей и нянчила стариков. За это вскоре получила «по заслугам»: каждый мужчина городка посчитал своим долгом ее изнасиловать, каждая женщина, узнав об измене мужа, проголосовала за то, чтобы чужачку приковали на цепь…
Я всегда считала Триера («Идиоты», «Танцующая во тьме») карьеристом и циником. И всегда восхищалась им. Его умением зарабатывать на абсолютно некоммерческом кино, его упертостью и скандальностью, которые так легко принесли ему всеобщую любовь и славу. Восхищалась, наконец, его изобретательностью. Несмотря на карьеризм, Триер всегда умудрялся оставаться художником: каждый его фильм был экспериментом, каждая картина превращалась в пресловутый краеугольный камень и точку отсчета. «Догвилль» – не исключение. Он хорош тем, что подтверждает все то, что мы уже знали о Триере. Этим же он и плох.
«Догвилль» – подведение итогов, жирные отметки маркером. Происходящее напоминает известную присказку: «У попа была собака, он ее любил…» Из простоватой истории о беглянке-идеалистке появляется Триер – беззастенчивый карьерист. Он приглашает на главную роль настоящую голливудскую звезду, даже не пытаясь скрыть ее полную актерскую несостоятельность в экспериментальном кино. Он искренне признается в том, что он циник до мозга костей. Для него люди давно уже хуже собак, и поэтому в фильме шанс на выживание появляется только у четвероногих. «Догвилль» – самая искренняя лента великого Ларса. За потоком чистосердечных признаний он забывает обо всем, даже о чувстве меры. Может быть, поэтому художественный эксперимент на этот раз превращается в полую схему. Подобно тому, как вместо домов в «Догвилле» появляются на полу линии, обозначающие не существующие в реальности стены и двери, столь же пунктирны и призрачны отношения между героями. Триер создает чертеж рождения чувства ненависти и делает это в лучших традициях театра Бертольта Брехта, тем самым совершая кинематографическое открытие, уже давно ставшее в театре «преданьем старины глубокой». Демонстрировать его сейчас на экране так наивно-искренне – моветон. Ни любви, ни денег это теперь не приносит.
5 лжепримет эксперимента:
- нарисованные на полу съемочной площадки дома и садики
- театральные жесты, показывающие, что актеры открывают невидимые окна и двери
- выстрелы, о которых все говорят, но которых никто не слышит
- нарисованная собака, ожившая в последних кадрах
- прячущаяся в крытом кузове грузовика Николь Кидман: она должна быть невидимой, но на экране видна вплоть до мельчайших подробностей
