Новый том путеводителя от Вуди Аллена по красивейшим городам Европы — на этот раз про Рим, который не верит ни словам, ни слезам, ни любви, и разве только немного — славе и медным трубам.
Непуганый юноша приедет из итальянской глубинки в Рим с целью представить влиятельным дядьям свою благоверную женушку и влиться в фамильный бизнес. Девушка выйдет в парикмахерскую на углу, да так и канет. Зато в номер, ошибившись клиентом, вломится проститутка в крохотном алом платье. Через минуту она завалит героя в постель, а затем с профессиональной непосредственностью, знакомой нам по фильму «Красотка», будет разыгрывать перед столичной родней роль жены (благо за целый день уплочено). Заслуженный архитектор, выгодно продавший свой талант, повстречает как бы себя в юности — мечтающего о домостроительной революции кудрявого идеалиста, который окажется между двумя романтическими огнями: давней герлфренд и ее подружкой, голливудской старлеткой, за отсутствием ролей ищущей приключений. Немолодой итальянский клерк, образцовый муж и отец, однажды выйдя из дому, ни с того, ни с сего превратится в звезду национального масштаба. Прибывший познакомиться с итальянским женихом дочки американский музыкальный продюсер на пенсии мигом забудет о семейных делах, услышав, как поет в душе его потенциальный сват-гробовщик.
В качестве идеального рецепта избавления от хандры , как известно, рекомендовал откупорить шампанского бутылку и перечесть «Женитьбу Фигаро». Шампанское остается в силе, а томик Бомарше имеет смысл заменить «Римскими приключениями» — все необходимые ферменты разгоняют кровь при первых же музыкальных тактах, сентиментально-оптимистических, как в советских комедиях вроде «Необыкновенных приключений итальянцев в России». В дальнейшем целебный эффект только нарастает. Как и «Вики.Кристина.Барселона», «Ты встретишь таинственного незнакомца» и «Полночь в Париже», картина качественно справляется с функциями путеводителя по красивейшим городам Европы (на этот раз, понятно, мы в Риме — обратите внимание, налево Колизей, остановка пять минут, не забудьте купить магнитики). Но в то же время отчасти возвращается к себе прежнему. В том числе и буквально: впервые за шесть лет сам появляется на экране и опять в привычном образе оснащенного женой-психотерапевтом еврея-интеллектуала, который с первых же минут в кадре как начинает, осеняя себя нервным знамением, блажить, что не верит ни в бога, ни в турбулентность, так и не угомонится до финала.
Вечный Город оказывается населен клонами извечного лирического героя Вуди Аллена, такими разными и такими невротиками (лучше всех получается у , которому образ пылкого влюбленного приходится не менее впору, чем роль акулы-хипстера с ледяным сердцем из «Социальной сети»). Как и в «Полночи в Париже» (да и практически в любом другом своем проекте) Аллен не отказывает просветленным романтикам побыть немного сволочами и наоборот. В Риме его выделки верить не стоит ни словам, ни слезам, ни, в особенности, любви. За тем, как герою Айзенберга играючи норовит разбить сердце и жизнь попрыгунья-стрекоза в исполнении , с умудренной улыбкой наблюдает , занятый в кадре на правах призрачного чеширского кота-советчика. Молодая жена из другой истории, пока ее мужа ведет в кустики , из некстати разомкнутых объятий толстенького итальянского кино-героя ныряет в более приключенческую интрижку с залетным грабителем. Впрочем, к финалу, дав персонажам хорошенько выгуляться налево, авторы щадят их и зрительские чувства, сводя сюжеты к необременительной утешительной морали: мол, что было, было мило, но прошло — и очень хорошо. При этом самая лучшая история — все-таки про особенности психоанализа и оперного пения под душем, где лирическая составляющая совсем не обязательная.
Любая из четырех новелл могла бы стать сюжетом для для самостоятельной картины, и 75-летний классик демонстрирует не только присущую богам в день творения расточительность, но и отличную форму, которая достигается лишь многолетними утренними упражнениями на балконе с гирями или обыкновением снимать по нестыдной картине в год. Полтора честных экранных часа, ни грамма стариковской дряблости, одна лишь упругость. Отдав должное мизантропии в молодости и зрелости, к преклонным годам Аллен достиг неожиданно оптимистического (и коммерчески успешного) просветления, стал ближе к широкой публике и знай себе травит изобретательные байки. В «Римских приключениях» они, кстати, не столько даже о любви, сколько о славе (особенно поучительная история с , который в ключевой момент стоит в трусах на оживленной улице и кричит, каким мылом он мылится), ее искушениях, сиюминутности, минусах и плюсах — последних, понятно, все-таки больше. Вуди Аллен распоряжается своей долей таланта и славы наилучшим образом. Дай-то, что называется, бог каждому.