Очень красивая и очень кровавая драма о резне в китайском Нанкине от режиссера «Героя» и «Дома летающих кинжалов».
Источник фото:kinopoisk.ru
1937 год. Гробовщик-американец Джон (), алкаш, выжига и циник, не имеющий за душой ничего святого, оказывается в Нанкине, тогдашней столице Китая, только что захваченной японской армией. Белых людей оккупанты вроде как не трогают, но это только в теории, и Джон, как это водится у авантюристов, наделенный повышенной выживаемостью, находит в охваченном насилием городе сравнительно тихое местечко — католический храм-школу, населенный юными воспитанницами. Вскоре церковь штурмуют бегущие от захватчиков проститутки, а затем и сами японцы. Джон примеряет чужую рясу — сначала из ернических, а потом из вполне духовных соображений.
Резня в Нанкине действительно имела место, став одной из самых черных страниц в истории Китая (шесть недель ада, массовые изнасилования, порядка 200 тысяч убитых, среди которых женщины, старики и дети, чистый геноцид, который сегодня не слишком уверенно отрицает Япония). С четкой расстановкой акцентов в картине все в порядке: недаром «Цветы войны», пусть и вне конкурса, были показаны на Берлинском кинофестивале, где политическая составляющая продукта является едва ли не решающей. Главные герои (гробовщик, воспитанницы, проститутки) снабжены какими-то психологическими полутонами, а японцы с последней режиссерской прямотой таковых лишены начисто. Если один из них и рискует поначалу показаться не вовсе нелюдем, то лишь затем, чтобы в следующей сцене, расправив перепончатые адские крылья, выступить худшим из отморозков.
При этом, как это бывает с агитпропом, за убедительностью сценария к «Цветам войны» следует обращаться в последнюю очередь: гробовщик в заваленном трупами городе — скорее пошлость, чем изящная находка, а с таким дешевым надрывом график духовного роста проституток, идущих на подвиг, не выводили недрогнувшей рукой авторы самых аховых сентиментальных романов. Не менее лобовым оказывается и нравственное преображение главного героя. Первые несколько сцен он буквально (поскольку с ног до головы усыпан мукой) бел снаружи и беспросветно черен внутри, тогда как к финалу цвет сутаны призван подчеркивать генерируемый героем ослепительный внутренний свет. При этом надо отдать должное Бейлу — в обоих качествах он, очень все-таки хороший актер, смотрится максимально убедительно.
Впрочем, можно предположить, что, снимая своего рода китайские «А зори здесь тихие» (со своим отцом-командиром), создатель «Героя» и «Дома летающих кинжалов» заботился не столько о драматургических нюансах, ярких, но спекулятивных, сколько о визуальном совершенстве — а перед нами, безусловно, одна из самых красивых картин о войне. Как и положено большому художнику, Имоу находит красоту во всем, любуясь ли через залитый солнцем цветной витраж пересекающими храмовый двор фигурками в ярких платьях, алой лужей ли, обрамляющей бледное мертвое лицо девушки-подростка. И как никто находит упоение в бою, фиксируя на камеру бьющие из пулевых ранений фонтанчики крови. Рядом с таким уровнем художественного мастерства и покажется скучным технарем, и с его камланием на кишках в «Утомленных солнцем 2» — безнадежным кустарем-надомником, выжигающим по дереву Есенина с трубкой.
