Финальная часть трилогии Ульриха Зайдля действительно дает надежду на то, что этот мир пропитан не только безысходностью.
Героиням предыдущих картин — «Рай: Любовь» и «Рай: Вера» — было около пятидесяти. А это возраст, требующий большой внутренней силы. Меняется организм, перестраиваясь на новую жизненную фазу, меняется внешность, человек становится очень уязвимым, и не случайно исследования показывают, что наиболее несчастными люди чувствуют себя именно в районе пятидесяти. Зайдль приветливо предлагал разделить несчастье своих Терезы и Анны-Марии, которые, как и все мы, надеялись на счастье, любовь, понимание и покой, но не получили ничего. Сочувствие им захлестывало, но и мрачной иронии режиссера не отдать должное было нельзя, вот и действовали «Любовь» и «Вера» как душ Шарко, швыряя из холода в жар.
«Надежда» действует помягче — хотя и этот фильм говорит об уязвимом возрасте, когда тоже регулярно чувствуешь себя самым несчастным созданием в мире. Мелани (Мелани Ленц) тринадцать, она дочка Терезы и племянница Анны-Марии, и ее история развивается параллельно их историям. Пока Тереза проводит отпуск в Кении, зачем-то ища там чувство, а встречая обман, а Анна-Мария истово бродит по венским трущобам, пытаясь обратить равнодушных мигрантов в католичество, Мелани приезжает в лагерь для полных подростков. Очаровательные грустные увальни бегают по утрам вокруг корпусов, исполняют песенку «Если ты счастлив и знаешь об этом, хлопни себя по жиру!», подвергаются издевательствам кривоногого физрука. Одна из соседок Мелани по комнате звонит маме и сообщает, как все хорошо и какие все милые, и тут же набирает номер отца: «Папа, все хреново!» Позже она обмолвится, что постоянно ездит по лагерям для полных подростков, и после ее разговоров с родителями будет нетрудно понять, почему ее вес не снижается.
Мелани тоже страдает, согласно анекдоту про двойственность подросткового возраста, когда в жару не понимаешь, чего тебе все-таки хочется, пива или мороженого. Ее старшая приятельница охотно рассказывает про оральный секс, которым она регулярно занимается со своим парнем, а Мелани никак не разберется, что же она испытывает при этом, интерес или отвращение. А еще ее отчаянно тянет к худощавому лагерному врачу, в кабинет которого она приходит ежедневно, кокетливо жалуясь на желудок. И врач, поначалу привычно флиртуя, потом понимает, что ему теперь придется как-то справляться не только с чувством тринадцатилетней девочки, но и со своим запретным желанием тоже. Оно завершится разочарованием, смешанным с облегчением: когда Мелани первый и единственный раз обнимет его, в этом объятии будет не жажда плотской любви, а поиск отца.
Герои Зайдля мучаются, заставляя то всей душой сопереживать им, то окунаться в собственные воспоминания, сострадая уже себе, и чувство это и вправду очищает. Ведь почти никто в этом мире не счастлив, почти никто не знает об этом, и некому, стало быть, хлопнуть себя по жиру. И Мелани совсем не легче от того, что у нее вся жизнь впереди (чего нельзя сказать о ее матери и тетке). Но, в отличие от них, девочка и вправду любит, и к ее чувству не примешиваются ни религиозные противоречия, ни товарно-денежные отношения. Может показаться, что именно этот фильм стоило бы назвать «Рай: Любовь», однако Ульрих Зайдль был бы слишком прост, если бы так поступил. Первые два фильма довольно убедительно доказывают, что любви в этом мире нет. Третий — что надежда все-таки остается.
